Алеся

Золотое молоко

Много ли, мало ли времени прошло с тех пор, как дед с бабой получили в дар да и не уберегли золотое яичко, никто сказать не может, да только дед с бабой частенько об этом случае вспоминали. Баба все другим рассказывала, и в зависимости от настроения, то хвалилась, мол не просто так послано было яичко, а про концовку умалчивала. А в дурном расположении духа все больше корила всех и вся, и что курица не вовремя яйцо диковинное снесла, и что дед больше ничего не придумал, как бить да колотить яйцо, уж и мышка хвостом размахалась, да и она сама, баба, могла бы скумекать, что яичко дано не простое. Отложить бы его надо было бы да при глядеться к нему, авось золотой птенчик и вылупился бы. Горько плакала в конце, а на утро корила себя, что все кому-то рассказывает и плачется.

Дед тоже не забывал о яичке, да все больше в втихомолку — сидит рядом с бабой, а мыслями далеко. Баба порой спросит: «Опять думаешь?» Дед только глаза прикроет и отвернется поскорее. Пару раз баба даже начинала заговаривать об этом, но дед всегда говорил, что дело это личное, сокровенное, не время и не место его обсуждать.

Вот так по-разному, но одновременно и дед и баба раздумывали над загадкой своей дорогой несушки. Не то, чтобы они еще раз хотели получить от нее подарок драгоценный, но какое-то чувство ожидания было у обоих.

И вот в пору поздней осени прямо перед первыми заморозками, только-только пару раз снег выпал да быстро растаял, принесла баба молоко от буренки-кормилицы, да в погреб и поставила. А когда дед захотел молочка испить, охнул он как птица-глухарь и сел на стул, как пыльным мешком по голове ударенный. Баба кинулась к нему, испугалась, вдруг плохо другу сердечному стало, а он только головой покачал и показывает на крынку молока. Но и тут баба не поняла, в чем дело, зрением слаба стала к старости. Ни в хлеву, ни дома не заметила, что буренка дала молоко, да не простое, а золотое!

Что делать? Как быть? Испугались сначала дед с бабой, потом обрадовались, потом по три раза опять испугались и обрадовались, а когда успокоили чувства, призадумались они, что теперь делать то им с этим золотым молоком.

Бабка хотела к соседке Зойке побежать, она самая расторопная на селе, да дед не велел, сказал: «Раз нам молоко пришло, мы и разбираться должны, сумеем, не сумлевайся». Дед выдвинул стратегию: сначала молоко в крынке изучить, потом посмотреть, какое молоко буренка даст на следующий день. Минус только один — придется на хлебе и воде посидеть, ведь пить то, ясное дело, золотое молоко никто не собирался.

Стали дед с бабой молоко изучать, попереливали его, понюхали, потрогали, даже порисовать им попробовали, но не получилось, правда. Молоко, как молоко, только следов не оставляет, золотом не рисует, и сливки не набегают, как будто жирность потеряна. Поняли они, что масла золотого им не сбить, да и никаких резких действий делать не хотелось — уж больно хотелось сохранить чудесное молоко и разузнать его свойства. Отлили они немного чудесного напитка в кружечку и поставили в комнате, а остальное опять в погреб снесли.

Ночь не спали — все на молоко глядели. Но ничего не произошло. Вернее, ничего явного не происходило. Только как-то на душе им весело и радостно сделалось. Вроде всю ночь не спали, а бодры и здоровы утром встали. В деревне весь день за молоком не понаблюдаешь, много хлопот да дел, но то дед, то баба, нет-нет да и забегут, заклянут в кружечку на столе. Молоко в крынке тоже не изменилось. А корова с того дня перестала доиться. Поняли дед и баба, что золотого молока больше не будет, и стали пуще прежнего хранить волшебную жидкость.

Через несколько дней молоко в чашечке исчезло, испарилось потихоньку. Старики придумали еще немного налить золотого молока и понаблюдать за второй порцией. На глаз в крынке осталось еще пять подобных порций, значит, всего было семь порций золотого молока.

Поставили рядом с лампадой под образа, помолились, чтобы Господь все управил, да легли почивать. Наутро ни свет ни заря шум-гам, пробежала соседка Зойка — муж кипятком обварился, да так сильно, что и до больницы не доедет. Дед с бабкой сердечные были, да чем поможешь. Вот тут-то деду и пришло на ум золотое молоко. «Давай», — говорит, — «бабка попробуем чужому горю помочь». Дали Зойке чашку с молоком и говорят:  «Неси своему мужу, да смотри, сама решай, дать ли ему попить или раны смазать». Зойка сначала криком кричала, а как чашку с молоком в руки взяла, успокоилась, как будто внутрь себя заглянула, поблагодарила стариков и пошла мужа лечить. Через полчаса прибежали оба, в ноги бухнулись: «Спасли», — говорят -«вы нас, не только ожоги прошли, но и все раны исчезли, помолодели оба». Старики слезы радости скрывать не стали, но про чудесное молоко хоть и не сговаривались, а говорить ничего Зойке не стали. И расспрашивать, как молоко применяли, тоже не решились.

Налили они третью порцию в кружечку и опять поставили под образа с молитвою. Много хорошего сделали дед с бабой своим золотым молоком: кого от смерти спасли — падучую болезнь вылечили; кого на путь правильный наставили — пьяницу от коварного пристрастия отвадили; кому помогли примириться с горем — потерей суженной; кого-то научили радоваться неожиданному счастью, когда чадо пришло в преклоненном возрасте. А о себе и не справлялись.

Сколько времени прошло с тех пор, как дед с бабой начали людям помогать золотым молоком, а сами на воде с хлебом сидеть, никто не помнит, да только последняя порция оказалась последним причастием их. Отошли их души на небеса радостные, легкие и чистые…